Google Новости
Как оставаться честным писателем в нынешнее время? Какая роль отведена литературе в современном обществе? Благодаря чему пишущие люди становятся по-настоящему большими авторами и за какие заслуги в сфере культуры сегодня награждает Отечество? Обо всём этом в новом выпуске «Синемании» говорил драматург, публицист, председатель Национальной ассоциации драматургов Юрий Поляков.
С: Юрий, накануне вы удостоились государственной награды – получили орден «За заслуги перед Отечеством» III степени. Как вообще происходит вручение подобного ордена?
ЮП: Ну, надо сказать, что мне его ещё не вручили. Пока что был подписан только указ. По опыту могу сказать, что обычно между подписанием указа президентом и моментом непосредственного вручения награды проходит примерно три-четыре месяца. Так что, думаю, группе награждённых, в которую я вошёл, ордена будут выданы ближе к маю.
С: Вас как литератора не смущает формулировка – орден «За заслуги перед Отечеством» III степени. Третья степень чего?
ЮП: Вообще, когда я начинал свою литературную деятельность при советской власти, высшей наградой был Орден Ленина. Это звучало как-то компактно. Но когда у нас устанавливали новую символику, всё делалось второпях. Да простят меня геральды, но я бы назвал орден «За служение Отечеству».
С: А обязательно ли за служение Отечеству награждать?
ЮП: Можно, ведь служат Отечеству по-разному. Сам термин «служение» предполагает серьёзную, самоотверженную деятельность. Но тут важно различать понятия службы и служения. Потому что второе – высшая степень первого.
С: Юрий, можете объяснить нашей аудитории, за что вручают подобную награду?
ЮП: За вклад в развитие отечественной культуры. Наверное, если говорить в категориях «заслужил» или «не заслужил», то могу привести такой пример. У меня не так давно ушло в печать 12-томное собрание сочинений. Мало кто из авторов – моих ровесников – может таким похвастать. Причём, это такая полунаучная работа, с комментариями и всем сопутствующим.
Ещё, к пример, мои пьесы идут во многих театрах. После катастрофы со МХАТом им. Горького, конечно, грустно стало…
С: После которой из катастроф?
ЮП: Я имею ввиду Эдуарда Боякова и Захара Прилепина. Потому что они ничего приличного сделать не могут, а с оппонентами борются так же, как в своё время боролись с Булгаковым. Просто взяли, сняли из репертуара и сожгли декорации к четырём моим спектаклям, которые шли в театре с аншлагами.
Один из них – «Как боги» в постановке Татьяны Дорониной, другой – вообще мемориальный спектакль, который клялись сохранить. Это единственная работа Станислава Говорухина в театре – «Контрольный выстрел», который шёл 17 лет и собирал полные залы. И они всё это сняли и сожгли декорации, чтобы невозможно было восстановить постановки. Зачем? А чтобы не с чем было сравнить, когда они что-то своё сделают. Это как сжечь исходные плёнки к кинофильмам.
Понимаете, в чём дело, я не против новаторства. Но! Построен новый театр на Коломенской. Он стоит пустой. Хотите создавать своё? Флаг вам в руки. Идите, создавайте на новой сцене нечто, зарабатывайте своего зрителя и критика. А тут есть намоленный театр, со своим базовым, традиционным репертуаром. Но вы же понимаете, что если все театры будут новаторскими… Что мы получим? Гамлет- гермофродита? Нет, должны быть нормативы, а с ними и нормативные театры.
С: Что такое нормативный театр?
ЮП: Тот, который стоит на традиционном восприятии первоисточника. Чтобы Гамлета играл мальчик и одет он при этом был близко к моде того времени.
С: В своё время покойный Анатолий Эфрос ставил спектакль, где Гамлета играла девочка из Прибалтики. Правда, постановка была учебной.
ЮП: Когда Эфрос это делал, в стране шёл целый ряд традиционных «Гамлетов». Поэтому постановка с девочкой в главной роли как раз была новаторством.
С: Но, согласитесь, в учебных спектаклях дорога к экспериментам значительно более широкая.
ЮП: Сейчас практически все театры находятся на дотации. Самоокупаемых ведь практически не существует. Это привело к тому, что художественные руководители стали презрительно относиться к зрителю. Потому что живут они не за счёт зрителей, а за счёт государства.
С: К слову, о театрах и их руководителях. Вы уже встречались с Владимиром Кехманом?
ЮП: Пока он не нашёл времени, чтобы встретиться с драматургом, который на протяжении 20 лет был ведущим во МХАТе.
#GALERY#
С: На ваш взгляд, в чём сейчас, в современном обществе, состоит роль литературы?
ЮП: Как писатель отвечу образами. Вот я смотрю фильм о Пушкине, где герой говорит словами, которые я где-то уже слышал. И я понимаю, что вот эта фраза из книги Бориса Томашевского, эта – из романа «Пушкин» Юрия Тынянова, а это – работа Юрия Лотмана. Мне становится понятно, что весьма репрезентативный телевизионный гражданин говорит не своими словами, а словами представителей отечественной литературы.
Это правильно, поскольку именно такая литература создаёт эти слова, смыслы и вербальный фон. Она создаёт золотую норму своей эпохи. Откуда мы знаем, как говорили во времена Чехова? Почему мы знаем, как говорил Толстой? Всё благодаря этому.
Из достаточно мутного, замусоренного вербального потока, в котором мы живём, талантливый писатель вычленяет золотую норму. Она остаётся и ложится в основу дальнейшего развития языка. Это основная функция.
Вообще, литературный талант – это три чувствительности. Первая – вербальная, слух на слово. Трагедия современной драматургии в том, что её пишут люди, лишённые вербального слуха. Они не чувствуют слова.
Второе – социальная чувствительность. Настоящий писатель, неважно, драматург, прозаик или киносценарист, острее, чем все остальные чувствует социальную конфликтологию. Он может её даже угадать, когда она только начинает колебать почву социума.
Третья – нравственная и этическая чувствительность. Писатель острее ощущает отклонение от нормы и этики. Понимает, что и куда идёт. В принципе, в литературе можно проехать на одной из этих чувствительностей. Но большой автор получается, когда ему удаётся соединить все три фактора.
С: Получается, что литература в рамках современных технологий просто не выживет? Ведь сейчас даже в СМИ учат писать короткими предложениями без оборотов.
ЮП: Во-первых, то, что происходит в блогосфере, если мы говорим о текстах, это не литература. Я всегда привожу такой пример. Интернет возник не сейчас. В XIX веке грамотный слой страны был насыщен письмами. Человек мог в день писать до десяти посланий. Многие из них писались с черновиками для того, чтобы их потом читали друзьям и так далее. Это был их интернет.
С: Недаром в собраниях сочинений последними томами издаются именно письма.
ЮП: Да! У некоторых писателей интереснее всего оказывается читать именно их. Или вот взять момент, когда я начинал свою литературную деятельность – середина 1970-х годов. Это сейчас есть специальные порталы со стихами, а тогда стихов не было вообще нигде. И если вдруг, скажем, на Дальнем Востоке появлялся талантливый молодой поэт, в Москве о нём знали уже через две недели. Потому что кто-то туда приезжал, слышал эти стихи, переписывал их и вёз сюда.
С: Юрий, при советской власти книга считалась опасным оружием. А сейчас?
ЮП: Сейчас, конечно, она не столь опасна. Потому что на сегодняшний день сильно упал уровень чтения, прежде всего серьёзной концептуальной литературы. Книга уже не так быстра и эффективна, как раньше. Плюс появился целый ряд других источников информации, в том числе интернет.
Но, я вас уверяю, если какая-то важная идея, какой-то важный образ и смысловой ряд попали в книгу, то потом они перекочёвывают в сеть. Фактически происходит то же самое, просто ретрансляторы стали другими.
Приведу пример. Солженицына при советской власти читали не многие. Особенно то, что он издавал за границей. Но основные идеи его книг были известны. Потому что кто-то слушал «Голос Америки», кому-то дали экземпляр, кому-то пересказал друг.
Я считаю, что недостаток власти сегодня состоит в том, что она не филологична. А литература – колоссальный источник футурологической и политологической информации, которой умному политику достаточно, чтобы уметь составлять прогнозы.
Ещё одним примером поделюсь. У меня был такой роман «Замыслил я побег», который перевели на китайский язык. Вдруг мне звонит радостный переводчик и говорит, что ЦК их партии заказал дополнительный тираж романа в переводе. Что они хотят распространить его среди чиновников, работающих с Россией.
Их начальство сочло мою работу уникальным источником страноведческой информации последних 30-40 лет существования России. Я это всё к чему говорю. Даже роман может нести в себе политическую информацию, гораздо более серьёзную и футурологическую, чем какое-то специальное политологическое исследование.
С: Получается, Герман Греф прав, что заставляет весь Сбербанк читать?
ЮП: Определённо!
С: Насколько трудно в современной России оставаться честным писателем?
ЮП: Совсем не трудно оставаться честным. Надо просто, когда ты пишешь, не видеть перед глазами крупных премий.
Фото: Екатерина Тимошенко
Автор: Екатерина Тимошенко