Google Новости
Московский Театр Наций готовит очередную премьеру. На этот раз там собираются представить постановку «Осень в Петербурге», которая в конце прошлого года победила в режиссёрской лаборатории «Достоевский 200». Подробно о своём спектакле, о восприятии Достоевского и том, какой подход он использует в каждой новой работе, программе «Синемания» рассказал режиссёр Никита Кобелев.
С: Никита, расскажите коротко о проекте «Достоевский 200».
НК: Это проект Театра Наций, который был организован в связи с 200-летним юбилеем Фёдора Михайловича Достоевского, чтобы дать возможность молодым режиссёрам сделать какие-то интересные эскизы на тему Достоевского. По его биографии или по его произведениям предложить какую-то концепцию. На первом этапе нужно было прислать заявку с описанием работы. После происходил отбор, в результате которого определились семь эскизов. Соответственно, авторам предоставили возможность реализовать свои постановки в Новом Пространстве Театра Наций.
С: А почему вы решили принять участие в этой режиссёрской лаборатории? Ведь у вас уже много постановок. Вы также являетесь лауреатом различных театральных премий. Чем этот опыт для вас полезен?
НК: Дело в том, что мне нравилось одно произведение. Я решил делать работу не по произведению Фёдора Михайловича, а по роману о нём, о самом Достоевском.
С: Речь идёт о романе южноафриканского писателя и лингвиста Джона Максвелла Кутзее «Осень в Петербурге»?
НК: Да, всё верно. Мне просто очень хотелось сделать это произведение. И вот я подумал, а почему нет! Я попробую. Пусть даже в таком эскизном варианте. Потому что это очень непростая проза. Может быть, из неё мог бы изначально выйти репертуарный спектакль. Может быть, не каждый театр бы решился рассматривать его. Ну и так далее.
Мне самому было интересно попробовать себя там. Попробовать какой-то особый способ существования актёров, не самый привычный. Вот поэтому, собственно, я решил поддаться своему любопытству.
С: Кстати, любопытный факт. Вообще Джон Максвелл Кутзее – лауреат Нобелевской премии по литературе 2003 года. Но в России его совершенно не знают. Как к вам попал его роман?
НК: Этот автор издаётся. Читающие люди, мне кажется, всё равно знают его имя. Да, действительно, его проза весьма своеобразна. Один из самых знаменитых его романов называется «Бесчестье».
Одно время несколько лет назад я искал материал для постановки и натолкнулся как раз на Кутзее. Увидел, что у него есть роман о Достоевском, заинтересовался этим. А когда прочёл, подумал, что было бы здорово что-то из этого сделать.
С: В одном из отзывов к этому роману сказано, что он создан для тех, кто помешан на Петербурге и на Достоевском. Вы себя к таковым относите?
НК: Нет [смеётся – прим. ред.]! Помешан вообще такое слово… не моё. Но при этом и Петербург, и Достоевский меня по-своему завораживают и интересуют. Да, действительно эта книга очень хитрая. Дело в том, что там есть как бы сюжет, который мы можем просто считывать. Есть, конечно, слой, где очень тонко перемешанные факты биографии Достоевского с его мотивами из его произведений. В каждой сцене есть какие-то небольшие отсылки, какие-то цитаты.
С: Преимущественно, к «Бесам»?
НК: Да, больше к ним. Но всё равно есть и какие-то другие произведения. В общем, автор ткёт такой мир, как он, наверное, его понимает и чувствует. По-моему, Кутзее так и не был в Петербурге. Это как с Кафкой, который писал роман «Америка», не будучи в Америке.
С: Никита, перенести литературные произведения на экран гораздо легче, чем перенести их на сцену. Потому что она ограничена, как минимум, тремя стенами сценического пространства. Невозможны никакие переходы и так далее. А главное – нет диалогов. Как вы с этой задачей справлялись?
НК: Диалоги в романе есть. Но, конечно, его прелесть и прелесть языка Кутзее мне хотелось бы сохранить и донести. Именно то, как он описывает определённые явления и состояния.
Поэтому мы придумали способ, который, вероятно, не так просто описать. Это не совсем игра в привычном зрителю смысле. Таком реалистическом, когда мы садимся за стол и все друг с другом разговариваем. Нет, у нас все актёры являются рассказчиками. Но звучит и авторский текст, причём очень быстро, поскольку мы играем в очень быстром потоке. При этом зритель успевает это всё услышать, в том числе и этот текст.
Диалоги играются тоже достаточно быстро. Это сделано в такой манере, чтобы стимулировать воображение зрителей. То есть они находятся в той позиции, когда начинают это всё себе представлять. Они не видят, как актёры между собой что-то разыгрывают. А вот актёры здесь становятся проводниками текста.
#GALERY#
С: Вот вы сказали, что Джон Максвелл Кутзее ни разу не был в Петербурге. А как вы думаете, откуда растут корни международной любви к Достоевскому?
НК: Ух! Это такой интересный вопрос. Я как-то читал интервью Кутзее, где он представал перед читателями абсолютно заворожённым Достоевским. Вообще, мне кажется, важны две вещи. Это, во-первых, какой-то такой метафизический горизонт, то есть именно мышление. Поднятие вопросов, касающихся того, зачем вообще живёт человек, про его тёмную сторону. В какие бездны заглядывает Достоевский, ведь герои у него всегда на грани. Мне кажется, ответы где-то здесь, в этой области.
С: По воспоминаниям современников, Достоевский был далеко не самым приличным и приятным человеком. Вы для себя разделяете личные особенности и творчество?
НК: Да. Милейший, прекрасный человек необязательно будет замечательным писателем. Мне кажется, что сложность человеческой натуры влияет на произведения. А когда человек сложный, он не может быть однозначно хорошим или плохим.
С: Никита, насколько предстоящий спектакль «Осень в Петербурге» будет интересен молодым людям, которые вообще не читали Достоевского?
НК: Как и у самого Достоевского, в романе Кутзее есть довольно детективный сюжет. На него нанизываются какие-то разные пласты, темы и мотивы. Там есть расследование.
С: Как вы выбираете пьесы для постановки? Они у вас все очень необычные, это всё довольно редкие для театра произведения. Какие вообще темы вас волнуют?
НК: Ну да, я, наверное, стремлюсь выбрать что-то такое, что, может быть, редко ставится. Или же на это не бывает театрального фокуса. Меня просто вдохновляет сделать что-то в первый раз, сделать что-то новое. Найти какой-то сценический эквивалент. То есть меня не очень вдохновляет задача, когда нужно сделать стотысячную интерпретацию какого-нибудь произведения.
С: Никита, на днях писательница, поэтесса Линор Горалик в интервью отметила, что Достоевский входит в её топ-5 писателей, без которых она не мыслит русскую литературу, именно как автор «Бесов». Что, на ваш взгляд, так с «Бесами» и не так со всем остальными произведениями Фёдора Михайловича?
НК: «Бесы» – великий роман по многим причинам. Это самый грандиозный роман, в котором сбылось как бы пророчество. Когда настолько точно было увидено то, что происходит, и потом, через пятьдесят лет это случилось. Мне кажется, что мы ещё продолжаем существовать в «Бесах». Думаю, Достоевскому удалось уловить суть вот этого стремления сделать лучше, что-то поменять, перевернуть с ног на голову. Это, наверное, и есть одна из таких важнейших черт русского характера.
С: А кого бы лично вы внесли в свой топ-5 русских писателей?
НК: Мой список будет довольно банальным. Это, конечно, Толстой, Достоевский, Гоголь, Чехов. Ещё мне очень хотелось бы кого-то из ХХ века внести, но всё равно без Пушкина никак.
С: В театре Маяковского у вас тоже скоро премьера – спектакль «Обыкновенная история». О чём эта постановка?
НК: Ну, так в двух словах не скажешь. Но, вообще, он о том же, что и книга Гончарова.
С: Зачем сегодня вообще нужен Гончаров?
НК: Для современных молодых людей ничего не поменялось из того, что написано у Гончарова. Главного героя Сашу Адоева играют пятеро актёров, каждый – свой этап взросления. Расставание с девушкой, разочарование в себе, какую-то депрессию и так далее. Это всё очень переводится на сегодняшний день. Вполне! Эти этапы становления, взросления для молодых людей – все они остаются.
Фото: Елена Киселёва
Автор: Екатерина Тимошенко