Какой важной мысли научил её Кирилл Серебренников, кто такой опытный артист, как обстоят дела с конкуренцией в актёрской среде и почему она – лучший кандидат на роль Пугачёвой среди коллег, актриса театра и кино Варвара Шмыкова рассказала программе «Синемания». Она также поделилась подробностями создания спектакля «Живой», посвящённого Виктору Цою, и анонсировала новый фотопроект со своим участием.
С: Варвара, будучи ребёнком вы играли в Детском музыкальном театре юного актёра (ДМТЮА – прим. автора). Расскажите немного об этом времени.
ВШ: Это были прекрасные годы, и всё благодаря моей маме, которая всегда очень любила театр. Мне очень повезло попасть к Александру Львовичу Фёдорову, основателю и художественному руководителю ДМТЮА. Дело в том, что раньше он располагался по соседству от Ленкома. Как-то моя мама отправилась туда на спектакль и увидела объявление о том, что идёт набор детей в группу. Мы, конечно же, пошли на кастинг, там было человек тридцать. И в итоге я оказалась одной из двух девочек, которых в итоге взяли в театр. Вот так, с 2003 по 2010 год я кривлялась, играла в спектаклях, гастролировала, пела и плясала. В общем, всё то же самое я делаю и сейчас, просто уже в других местах (смеётся – прим. автора).
С: Чьё мнение сегодня вы считаете для себя наиболее авторитетным?
ВШ: Ух! Вообще, у меня есть определённая проблема с авторитетами. Наверное, всё-таки я ценю мамино мнение. Я периодически спрашиваю её о чём-то, однако чаще делаю по-своему. Также для меня важно мнение моего мастера Виктора Анатольевича Рыжакова. Не имеет значения, чем я при этом интересуюсь, касается ли это профессии или чего-то жизненного.
С: Чувствуете ли вы себя свободным человеком?
ВШ: Да, у меня есть такое ощущение. Причём, оно со мной с довольного раннего возраста. Лет, наверное, с девяти. Тогда у меня уже были какие-то личные чувства и переживания. Меня могли оставить дома, не пустить к друзьям, или, например, когда мне ставили двойки и выгоняли из школы – несмотря на всё это у меня внутри всегда была некая свобода. И сейчас она тоже остаётся внутри – свобода мысли и действий.
С: А в работе с режиссёрами, которые диктуют, как надо делать, вы как поступаете? Отстаиваете своё видение?
ВШ: Наверное, мне везёт на режиссёров. А вообще, я придерживаюсь мнения, что режиссёр – главный, и его нужно слушаться.
С: Какую роль в вашей жизни играет случай?
ВШ: У меня многое в жизни построено на случае. Не было ни дня, чтобы всё шло просто и по графику. Я всегда встречаю кого-то внезапно, как-то так внезапно многое складывается. Но при этом успех, который я имею сегодня, достался мне благодарю упорному труду. Процентов на 90 так точно.
С: А каковы вообще для вас плюсы и минусы известности?
ВШ: Плюсов, безусловно, больше, чем минусов. Я расцениваю это так, потому что иду по жизни с позитивным настроем. Благодаря известности у меня происходят интересные встречи и знакомства. Не так давно, например, я вела премию «Золотая маска». Вы себе представить не можете как маленькая девочка внутри меня ликовала от радости, когда ко мне со словами благодарности подходили Игорь Костолевский и Лия Ахеджакова. Это какое-то сумасшествие!
Что касается минусов… Публичная жизнь и тот факт, что я нахожусь на виду, пожалуй, самые уязвимые моменты. Постепенно я сделала не очень приятный вывод для себя – вокруг много злых, несчастных, закомплексованных и обиженных людей. А я сама человек эмпатичный. Многое принимаю близко к сердцу, пропускаю через себя и переживаю.
С: Насколько жёсткая конкуренция существует сегодня в актёрской среде?
ВШ: Если говорить про количество людей, которые ежегодно выпускаются из театрального, то это, конечно, очень много. Это не вмещается ни в какие рамки, потом почти все они уходят в никуда. С другой стороны, мне кажется, что у каждого есть какая-то своя ниша.
С: Но как же быть, когда в одну такую нишу на кастинг приходят десять очень похожих друг на друга претенденток?
ВШ: У меня такого не бывает. Я ни на кого не похожа. В том смысле, что да, я хожу на кастинги с разными прекрасными артистками, но мы все разные. Тут вопрос не в конкуренции, а в том же случае. В партнёре, с которым предстоит взаимодействовать. В картинке, которая складывается. И измерение идёт не в таланте, а в попадании в историю.
Вот возьмём некую автобиографичную историю условной Пугачёвой. Мы же с вами понимаем, что я явно не очень похожа на неё внешне. Кстати, если кто-нибудь когда-нибудь будет снимать про неё кино, пожалуйста, позвоните мне (смеётся – прим. автора). Так вот, я на неё не сильно то и похожа внешне. У нас больше эмоционального сходства, стержня. Благодаря этому я могу попасть в цель, и меня возьмут на роль.
С: И что тогда будет думать о вас та, которую не утвердили? Разве она не будет завидовать?
ВШ: Не знаю. Я очень много завидовала в детстве, в подростковом возрасте, до того момента, пока не поступила в театральный. А потом поняла, что это чувство не даёт мне ничего.
С: Варвара, что театр даёт киноактёру?
ВШ: Я точно могу сказать, что не проживу без театра и очень хочу, чтобы он был в моей жизни как можно дольше. Очень классно сказал Кирилл Серебренников: актёру нужен театр, потому что это тренажёр. Там он как пластилин разминает себя, там у него есть право на ошибку и долго осознание чего-то. А когда он приходит на площадку, времени на разгон е остаётся.
С: Варвара, в последнее время в артистической среде вновь поднялась тема домогательств. Очередное признание сотрясло информационное пространство. А вы сами сталкивались с харассментом? Можете ответить без имён, но честно?
ВШ: Лично я с харассментом не сталкивалась.
С: А как, на ваш взгляд, актрисе можно воспитать в себе технику отказа?
ВШ: Думаю, тут нужно воспитывать технику отказа не в актрисе, а в человеке в принципе. Возможно, кого-то привлекает роль через постель. Кто-то воспринимает подобное как какую-то сюжетную линию. Но мне искренне жаль тех, кто идёт на это, думая, что иначе им просто перекроют воздух в профессии.
С: Вы считаете себя опытной актрисой или же вам есть, куда расти?
ВШ: Думаю, стоит начать с определения того, кто такой опытный актёр. Для меня это Алиса Бруновна Фрейндлих. Мне же самой 29 лет. Безусловно, у меня есть какой-то опыт, но всё познаётся в сравнении. Нашей профессии нельзя выучиться за те четыре года, что мы проводим в театральном. Ей нужно учиться каждый день, и речь сейчас не про какие-то механические и речевые упражнения. Да, это имеет место быть, однако вместе с тем нужно учиться вдохновляться, удивляться. А это происходит всю жизнь.
Что касается Алисы Бруновны, то она ведь не считает себя опытной актрисой. Каждый новый спектакль она начинает как в первый раз, и это офигенное качество. Оно говорит о том, что Фрейндлих – номер один, она великая. Я желаю себе дожить до такого же возраста и сохранить эту осознанность.
С: Какую роль вы исполняете в новой картине Кирилла Серебренникова «Петровы в гриппе»?
ВШ: Я играю маму главного героя в воспоминаниях. Она строгая, нервная, чем-то похожая на мою родную. Знаете, мне так нравится играть в чём-то несовременном. Когда на мне надето пальто из 70-х и шапка, как у Барбары Брыльских в «Иронии судьбы».
С: А есть ли роли или типажи, которых вы пока не готовы сыграть?
ВШ: У меня нет такого. Не могу сказать, что я, например, никогда не сыграю террористку. Если это интересный сценарий, если там заложен какой-то определённый посыл, то почему бы и да.
С: Чего вы боитесь?
ВШ: Я боюсь стать чёрствой и равнодушной.
С: А актёрская профессия этому способствует?
ВШ: Как раз наоборот. Она провоцирует быть включённой и максимально любознательной. И вот вернусь к вопросу о публичности. Свой инстаграм я веду как личный дневник, стараюсь говорить там открыто и честно. Но, к сожалению, я перестала вникать в комментарии. Потому что я эмпатичный человек, я на них реагирую, меня порой что-то сильно задевает. Там мне сложно быть равнодушной. Так что я предпочла в какой-то момент перестать это всё читать.
С: Насколько легко вы снимаетесь или фотографируетесь обнажённой?
ВШ: Буквально накануне я была на съёмке у фотохудожника. Его зовут Вячеслав Ерещук. В середине мая он запускает выставку, посвящённую силе ведьм. Так вот я снималась у него обнажённой. Стояла перед камерой голая и с метлой. Это абсолютно просто, у меня нет зажима. И это не означает, что я сейчас выйду из студии, сниму платье и пойду так по улице. Там, где это уместно, я могу раздеться. В том же фильме «Петровы в гриппе» есть сцена, довольно продолжительная, где я снялась обнажённой.
С: Расскажите немного о спектакле «Живой», который посвящён Виктору Цою.
ВШ: Господи, как я рада, что мы его сделали! Всё это благодаря курсу Виктора Рыжакова, который он выпустил год назад. Ребята до пандемии готовили на экзамен спектакль по песням Виктора Цоя под руководством прекрасной Татьяны Бурель. Им очень хотелось куда-то излить и выпустить постановку. И Виктор Анатольевич, будучи художественным руководителем «Современника», предложил реализовать задумку на сцене театра. Туда интегрировали артистов труппы, привлекли ребят из Июльансамбля, а также стажёров.
«Живой» получился очень крутым спектаклем. Прежде всего потому, что в нём нет возрастного ценза. Зритель приходит и слушает поэзию, которую каждый из нас передаёт как может. Эта музыка немного отличается от привычных цоевских напевов и гитарных переборов. Но в сумме это выходит такой абсолютный рок-концерт с лирическими элементами.
Фото: Екатерина Тимошенко